"... А если я скажу вам, что последний ветеран "Великой армии" Наполеона умер в Саратове, вы мне поверите? А если я скажу вам, что, рождённый в 1768 году, он скончался в 1894 году, вы мне тоже поверите?...
Саратов — душный, пыльный, жаркий, в садиках обывателей поникли чахлые ветви акаций. Городовой в белой рубахе беззаботно дремал, прислонясь к тумбе, обклеенной афишами о гастролях Николая Фигнера. На мой вопрос, где живёт господин Жан - Батист - Николя де Савен, он сказал, что такого не знает:
— Есть тут, правда, один, только не Савен, а — Савин. По-французски — да, горазд, так и сыплет... Идите, сударь, на Грошовую, там и спросите. Да и на воротах писано...
Мне уже приходилось читать, что Савен-Савин учил французскому языку молодого Н. Г. Чернышевского; теперь нет и Чернышевского, а его учитель ещё здравствует. На пустынной Грошовой улице выглядывал из зелени крохотный домишко в три окошка, на калитке висела дощечка с надписью: "Дом поручика Николая Андреевича Савина". Внутри дворика квохтали куры, седая старуха полола редиску, в медном тазу, булькая, варилось клубничное варенье. Бодрый старичок сидел на завалинке с красной лентой Почётного легиона в петлице ветхого сюртука. Он приподнял над головою старомодный картуз:
— Изволю осведомиться, сударь, кого ищете? Ах, меня... В таком случае прошу называть меня по-русски... Авдотья! Дряхлая старуха с трудом разогнулась над грядками.
— Это моя доченька, — сказал мне Савин, велев ей поставить самовар. — Прошу в комнаты...
Он начинал боевую жизнь, когда в России молодо запевал Гаврила Державин, а теперь готовился вступить в литературу Максим Горький. Конечно, я ожидал встретить в Саратове беспомощную развалину, дышащую на ладан, а застал крепкого и бодрого старца, никогда не болевшего, не знающего, что такое очки. Мне было известно, что Савин проделал в конце XVIII века походы в Египет и Палестину, сражался в Испании, был при кровавых штурмах Акры и Сарагосы, сидел в тюрьмах испанской инквизиции, наконец, двинулся на Россию... За самоваром мы начали разговаривать.
— Николай Андреич, а где вы попали в плен?
— На Березине... Там, знаете ли, практически было невозможно спастись. Об этом много уже писали — во Франции, в Германии, в России, я всё это читал. Но никто, мне кажется, не сумел донести до читателя весь кошмар нашего положения. Как последний очевидец этих событий, я могу сказать, что Кутузов и впрямь устроил всем нам у Березины хорошую мышеловку. Как вырвался Наполеон — даже не представляю.
Русская речь Савина была чистой, без акцента.
— А кто вас пленил, Николай Андреич?
— Казаки... Они впихнули меня в шатёр графа Платова, где его сиятельство с другим сиятельством, Строгановым, изволили водочкой забавляться. Платов встал, как даст мне тумака по шее, помню, ещё сказал: "Развелось вас тут — не пройти и не проехать!" А граф Строганов засмеялся и водкой угостил.
— В каком чине вы были тогда?
— Лейтенант 2-го Гусарского полка.
— И сразу отправили сюда, в Саратов?
— Сначала в Ярославль, там я стал учителем фехтования. Учил офицеров тамошнего гарнизона. Ух, и пили же мы...
— Шампанское? — наивно понадеялся я.
— Какое там! Водку... самую настоящую водку. А пили так, что страшно вспомнить. Потом уж я сюда переехал, да так и остался. Возвращаться на родину расхотелось. Была тут, в Саратове, мадам Пикер, вдова кондитера, которая учила детей французскому. Потом стал учительствовать и я. Женился на местной, Бог доченьку дал, а жену прибрал... Ни о чём не жалею! Были у меня золотые денёчки, встречал золотых людей!
— А вот во Франции... как родственники-то?
— Может, и остались, да что им до меня? Забыли. Франция тоже забыла. Вычеркнули из списков — и всё, будто и не было такого человека. Франция только из русских газет узнала недавно, что в Саратове ещё живёт последний ветеран "Великой армии". Ну, тут посыпались адреса, приветствия, "Фигаро" объявила подписку, то да сё... А я 82 годочка в Саратове прожил, куда ж мне теперь? Не поеду! Мне французское правительство медаль прислало...
— Покажите, мне любопытно, — сказал я.
Это был экземпляр медали "Острова Святой Елены", на зелёном муаре ленты круг из тёмной бронзы с профилем Наполеона и датой его смерти — 5 мая 1821 года. Давалась такая медаль только тем ветеранам Франции, которые сражались за неё с 1792 года...
— Все вымерли... я остался последним. Но жить не надоело, — засмеялся Савин. — Меня здесь все знают, все любят. Помирать стану со словами признательности к русским людям, которые ни разу не упрекнули меня прошлым. Всё простили, даже помогли... Да и сейчас помогают! — сказал Савин. — Я вот на базар хожу только сам. Моя доченька обязательно не то купит. Так ведь иду я с кошёлкой, меня каждый остановит — не надо ль помочь?
Савин показывал мне свои рисунки и акварели, портрет Наполеона, изображённого на краю скалы.
— Это я рисовал уже в России... по памяти!
На другой картинке Наполеон ехал верхом на верблюде через палящий зной пустынь, вдали виднелись пирамида Хеопса и загадочная морда египетского сфинкса. Я осторожно выведывал у старика, каково же теперь его отношение к Наполеону.
— А какое ж оно может быть? — с грустью ответил Савин. — Теперь для меня Наполеон — это моя молодость, это моя красота, моя слава и гордость... Может, мне и было тогда очень плохо, но сейчас-то мне с ним хорошо!
Николай Андреевич Савин скончался в ноябре 1894 года в возрасте 127 лет; жители Саратова хоронили его за счёт города, поставили ему памятник с надписью: "Последний ветеран Великой армии".
Меня как-то даже не удивляет, что он жил и умер у нас, в России, в которую однажды пришёл с оружием. Русский человек свиреп в бою, но великодушен и щедр с побежденными..."
--------------------------
Воспоминания историка К. Военского.
Саратов — душный, пыльный, жаркий, в садиках обывателей поникли чахлые ветви акаций. Городовой в белой рубахе беззаботно дремал, прислонясь к тумбе, обклеенной афишами о гастролях Николая Фигнера. На мой вопрос, где живёт господин Жан - Батист - Николя де Савен, он сказал, что такого не знает:
— Есть тут, правда, один, только не Савен, а — Савин. По-французски — да, горазд, так и сыплет... Идите, сударь, на Грошовую, там и спросите. Да и на воротах писано...
Мне уже приходилось читать, что Савен-Савин учил французскому языку молодого Н. Г. Чернышевского; теперь нет и Чернышевского, а его учитель ещё здравствует. На пустынной Грошовой улице выглядывал из зелени крохотный домишко в три окошка, на калитке висела дощечка с надписью: "Дом поручика Николая Андреевича Савина". Внутри дворика квохтали куры, седая старуха полола редиску, в медном тазу, булькая, варилось клубничное варенье. Бодрый старичок сидел на завалинке с красной лентой Почётного легиона в петлице ветхого сюртука. Он приподнял над головою старомодный картуз:
— Изволю осведомиться, сударь, кого ищете? Ах, меня... В таком случае прошу называть меня по-русски... Авдотья! Дряхлая старуха с трудом разогнулась над грядками.
— Это моя доченька, — сказал мне Савин, велев ей поставить самовар. — Прошу в комнаты...
Он начинал боевую жизнь, когда в России молодо запевал Гаврила Державин, а теперь готовился вступить в литературу Максим Горький. Конечно, я ожидал встретить в Саратове беспомощную развалину, дышащую на ладан, а застал крепкого и бодрого старца, никогда не болевшего, не знающего, что такое очки. Мне было известно, что Савин проделал в конце XVIII века походы в Египет и Палестину, сражался в Испании, был при кровавых штурмах Акры и Сарагосы, сидел в тюрьмах испанской инквизиции, наконец, двинулся на Россию... За самоваром мы начали разговаривать.
— Николай Андреич, а где вы попали в плен?
— На Березине... Там, знаете ли, практически было невозможно спастись. Об этом много уже писали — во Франции, в Германии, в России, я всё это читал. Но никто, мне кажется, не сумел донести до читателя весь кошмар нашего положения. Как последний очевидец этих событий, я могу сказать, что Кутузов и впрямь устроил всем нам у Березины хорошую мышеловку. Как вырвался Наполеон — даже не представляю.
Русская речь Савина была чистой, без акцента.
— А кто вас пленил, Николай Андреич?
— Казаки... Они впихнули меня в шатёр графа Платова, где его сиятельство с другим сиятельством, Строгановым, изволили водочкой забавляться. Платов встал, как даст мне тумака по шее, помню, ещё сказал: "Развелось вас тут — не пройти и не проехать!" А граф Строганов засмеялся и водкой угостил.
— В каком чине вы были тогда?
— Лейтенант 2-го Гусарского полка.
— И сразу отправили сюда, в Саратов?
— Сначала в Ярославль, там я стал учителем фехтования. Учил офицеров тамошнего гарнизона. Ух, и пили же мы...
— Шампанское? — наивно понадеялся я.
— Какое там! Водку... самую настоящую водку. А пили так, что страшно вспомнить. Потом уж я сюда переехал, да так и остался. Возвращаться на родину расхотелось. Была тут, в Саратове, мадам Пикер, вдова кондитера, которая учила детей французскому. Потом стал учительствовать и я. Женился на местной, Бог доченьку дал, а жену прибрал... Ни о чём не жалею! Были у меня золотые денёчки, встречал золотых людей!
— А вот во Франции... как родственники-то?
— Может, и остались, да что им до меня? Забыли. Франция тоже забыла. Вычеркнули из списков — и всё, будто и не было такого человека. Франция только из русских газет узнала недавно, что в Саратове ещё живёт последний ветеран "Великой армии". Ну, тут посыпались адреса, приветствия, "Фигаро" объявила подписку, то да сё... А я 82 годочка в Саратове прожил, куда ж мне теперь? Не поеду! Мне французское правительство медаль прислало...
— Покажите, мне любопытно, — сказал я.
Это был экземпляр медали "Острова Святой Елены", на зелёном муаре ленты круг из тёмной бронзы с профилем Наполеона и датой его смерти — 5 мая 1821 года. Давалась такая медаль только тем ветеранам Франции, которые сражались за неё с 1792 года...
— Все вымерли... я остался последним. Но жить не надоело, — засмеялся Савин. — Меня здесь все знают, все любят. Помирать стану со словами признательности к русским людям, которые ни разу не упрекнули меня прошлым. Всё простили, даже помогли... Да и сейчас помогают! — сказал Савин. — Я вот на базар хожу только сам. Моя доченька обязательно не то купит. Так ведь иду я с кошёлкой, меня каждый остановит — не надо ль помочь?
Савин показывал мне свои рисунки и акварели, портрет Наполеона, изображённого на краю скалы.
— Это я рисовал уже в России... по памяти!
На другой картинке Наполеон ехал верхом на верблюде через палящий зной пустынь, вдали виднелись пирамида Хеопса и загадочная морда египетского сфинкса. Я осторожно выведывал у старика, каково же теперь его отношение к Наполеону.
— А какое ж оно может быть? — с грустью ответил Савин. — Теперь для меня Наполеон — это моя молодость, это моя красота, моя слава и гордость... Может, мне и было тогда очень плохо, но сейчас-то мне с ним хорошо!
Николай Андреевич Савин скончался в ноябре 1894 года в возрасте 127 лет; жители Саратова хоронили его за счёт города, поставили ему памятник с надписью: "Последний ветеран Великой армии".
Меня как-то даже не удивляет, что он жил и умер у нас, в России, в которую однажды пришёл с оружием. Русский человек свиреп в бою, но великодушен и щедр с побежденными..."
--------------------------
Воспоминания историка К. Военского.
Свежие комментарии